И один и тот же мед мне кажется сладким а страдающему желтухой горьким
1. Проанализируйте, приведенные ниже
высказывания предмете философии.
Определите, какие этапы развития философии, и какие направления нашли в них
отражение.
Содержание
1. Проанализируйте, приведенные ниже высказывания предмете философии. Определите, какие этапы развития философии, и какие направления нашли в них отражение. 3
2. Почему египетская и вавилонская математика, возникшие на основе решения практических задач, так и не стали наукой, а греческая математика (геометрия) превратилась в строго доказательную науку?. 3
3. В чем суть теологического доказательства бытия Божьего?. 4
4. «И один и тот же мед мне кажется сладким, а страдающему желтухой — горьким» (Секст Эмпирик) Какой вывод делает отсюда скептик (агностик)?. 5
5. Кому принадлежит высказывание, какая философская традиция нашла в нем отражение: «противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия — критерий заблуждения»? 5
6. Определите философскую позицию (материализм, идеализм, иррационализм, агностицизм) представленную в суждении Вл.Соловьева: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». 5
7. Проанализируйте и дайте оценку основательности суждения З.Фрейда: «Когда человек задает вопрос о смысле и ценности жизни, он нездоров, поскольку ни того, ни другого объективно не существует, ручаться можно лишь за то, что у человека есть запас неудовлетворенного либидо». 6
8. Существуют ли четкие критерии, отличающие научное знание от других форм знания, например, обыденного знания? Если да, то каковы признаки, отличающие эти виды знания? 7
Список литературы.. 8
Высказывание | Этапы развития философии | Направления развития философии |
«Философия есть нечто иное, как стремление к мудрости и истине» | Античная философия — VI в. до н.э.-III н.э.; | Гуманистический период — Сократ |
«Философия — это сжатое изложение науки своего времени» (О.Конт) | Нововременная философия — XV-XIX вв. | Позитивизм |
«Предмет философии — логический анализ языка науки» (Л.Витгенштейн) | Новейшая (современная) философия — XX в. | Неопозитивизм |
«Главный вопрос философии — это вопрос о том, стоит ли человеку жить» | Нововременная философия — XV-XIX вв. | Философия жизни |
«Единственный предмет философии есть Бог. философия по существу, по целостной и универсальной своей задаче есть не логика, не теория познания, не постижение мира, а Богопознание» (С.Л. Франк) | Новейшая (современная) философия — XX в. | Религиозная философия всеединства |
В истории человечества существовало множество типов цивилизаций. Подавляющее большинство их были традиционными обществами: Древняя Индия и Китай, государства мусульманского Востока, Вавилон и Древний Египет и т.д.
Их культуры были самобытными и вместе с тем характеризовались некоторыми общими чертами; они были ориентированы, прежде всего, на воспроизводство сложившихся социальных структур, стабилизацию исторически сложившегося образа жизни, господствующего часто на протяжении многих столетий. Инновационная деятельность в этих культурах не воспринималась как высшая ценность. Приоритет имели традиционные образцы и нормы, аккумулирующие опыт предков. Виды деятельности их средства и цели менялись очень медленно, столетиями воспроизводясь в качестве одних и тех же устойчивых стереотипов. В духовной сфере господствовали религиозно-мифологические представления и канонизированный стиль мышления, ориентированный, прежде всего, на сохранение сложившегося уклада социальной жизни. Первые формы научных знаний, возникших в культуре традиционных обществ, вырабатывались и излагались преимущественно как рецептура для существующих форм деятельности. В этих обществах еще не сложилось и в силу особенно социальной практики не могла сложиться развитая наука, включающая теоретический уровень исследований и способная систематически открывать новые объекты и их связи, выходящих за рамки предметных структур производства и обыденного опыта соответствующей истерической эпохи.[1]
Поэтому в Египте и Вавилоне математика не превратилась в доказательную науку. А в древней Греции произошел перелом в сфере человеческого мышления и уклада общества следствием чего стало появление конкретных наук.
В пользу существования Бога можно привести ряд заслуживающих внимания аргументов (Фома Аквинский), суждений. Это не доказательства, а всего лишь аргументы «в пользу». Наиболее часто приводятся следующие из них.
В своём первом пути Аквинский идёт от существования вещей, которые «движутся», к существованию верховного «неподвижного двигателя». Во втором — от существования порядка или иерархии действующих причин к существованию предельно неограниченной причины. В третьем — от существования вещей, способных обретать бытие и утрачивать его (так называемых «возможных» сущих — entes), к существованию абсолютно необходимого сущего. В четвертом — от существования степеней совершенства в конечных вещах к существованию сущего, которое есть причина всех конечных совершенств. А в пятом пути — от целевой причинности в телесном мире к существованию ума, определяющего целесообразность и порядок в мире.[2]
Если чувственное восприятие является критерием истины, то объективное познание невозможно, потому что все по-разному чувствуют этот мир.
Страдающий желтухой будет утверждать, что мед горький по своей природе, потому что он так его чувствует, другой в равной степени будет доказывать, что он сладкий. И каждый прав. И истины нет.
Данное высказывание принадлежит Гегелю. Философское направление — объективный идеализм. Его система есть синтез греческой философии и христианского субъективизма (Кронер). По Гегелю, философия имеет тот же предмет, что и религия, — абсолют. Система Гегеля состоит из трех частей: онтология, натурфилософия и философия Духа.[3]
Иррационализм — учение, определяющее инстинкт, интуицию, чувство, любовь как решающие источники познания, данные которых разум лишь разрабатывает дальше.[4]
В данном высказывании есть три утверждения:
— Человек нездоров, если задает вопрос о смысле и ценности жизни;
— Смысл и ценность жизни объективно не существуют;
— Все действия человека направляются запасом неудовлетворенного либидо.
Рассмотрим эти утверждения.
С точки зрения современной теории систем, кибернетики и системного анализа смысл и ценность любой системы носит объективный характер, как естественный закон природы. Вопрос лишь в том насколько сама система или человек это осознает. Все в окружающем мире создано природой с определенной целью. И человеческая жизнь имеет смысл и ценность в реализации в реализации этой цели. Нормальным является вопрос о смысле и ценности жизни, т.к. задавая его, человек ищет себя в окружающем мире. Без этого он не сможет существовать. Он просто будет пустой оболочкой.
Все действия человека направляются естественной потребностью творчества, совершенствования и эволюции, что и есть предельно общий смысл жизни человека. Природа на уровне фундаментальных законов заложила принцип эволюции и прогрессивного развития. Человек как определенное высокоразвитое звено этой эволюции, наделенное свободой воли, на уровне инстинктов пытается найти себе применение в жизни, чтобы реализовать эту потребность и естественное предназначение. Таким образом, действия человека направляются, прежде всего, естественным законом природы, но не «неудовлетворенным запасом либидо»
Суждение Фрейда, на мой взгляд, безосновательно, т.к. во-первых, изолирует внутреннюю сущность человека от окружающего мира, от которого он напрямую зависит, и которым он направляется, и, во-вторых, нивелирует все многообразие, сложность, красоту и потребность внутренней сути человека до уровня сексуальной неудовлетворенности.
Да, существуют. Выделяют следующие критерии научного знания:
1. Основная задача научного знания — обнаружение объективных законов действительности — природных, социальных (общественных), законов самого познания, мышления и др.
2. Непосредственная цель и высшая ценность научного познания — объективная истина, постигаемая преимущественно рациональными средствами и методами, но, разумеется, не без участия живого созерцания.
3. Наука в большей мере, чем другие формы познания ориентирована на то, чтобы быть воплощенной в практике, быть «руководством к действию» по изменению окружающей действительности и управлению реальными процессами.
4. Научное познание в гносеологическом плане есть сложный противоречивый процесс воспроизводства знаний, образующих целостную развивающуюся систему понятий, теорий, гипотез, законов и других идеальных форм, закрепленных в языке — естественном или — что более характерно — искусственном (математическая символика, химические формулы и т.п.).
5. В процессе научного познания применяются такие специфические материальные средства как приборы, инструменты, другое так называемое «научное оборудование», зачастую очень сложное и дорогостоящее.
6. Научному познанию присущи строгая доказательность, обоснованность полученных результатов, достоверность выводов.[5]
1. Бучило Н.Ф., Кириллов В.И. и др. Философия в двух частях. Часть 1: История философии. — М.: Юристъ, 2002.
2. Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новации. — М.:ПРИОР, 2002.
3. Спиркин А.Г. Философия: Учебник. — М.: Гардарика, 1998.
4. Философия: хрестоматия для дистанционного обучения. — Новосибирск: СибАГС, 2001.
5. Философский энциклопедический словарь. / Под ред. Губского Е.Ф. — М.: Инфра-М, 2001.
[1] Философия: хрестоматия для дистанционного обучения. — Новосибирск: СибАГС, 2001. — с. 162.
[2] Бучило Н.Ф., Кириллов В.И. и др. Философия в двух частях. Часть 1: История философии. — М.: Юристъ, 2002. — с. 157.
[3] Философский энциклопедический словарь. / Под ред. Губского Е.Ф. — М.: Инфра-М, 2001. — с. 90.
[4] Там же. — с. 188.
[5] Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новации. — М.:ПРИОР, 2002. — с. 37.
Источник
226
ощущения, которыми мы не обладаем, вследствие чего и не воспринимаем ощущаемого ими. Но природа, скажет кто-нибудь, соразмерила ощущение с ощущаемым. Но какая природа? — [так надо спросить], потому что у догматиков существует такой горячий и нерешенный спор о существовании ее самой по себе. Тот, кто судит по вопросу, есть ли природа, либо не будет, по мнению догматиков, внушать доверия, если он простой человек, либо, если он философ, будет сам частью разногласия и не судьей, а судимым. Но, однако, если допустимо, что яблоко обладает только теми качествами, которые, как кажется, мы можем воспринять, или еще большим количеством качеств, или, наоборот, у него нет даже тех качеств, которые подлежат нашим чувствам, то нам будет не ясно, каково же яблоко. То же рассуждение имеет силу и о других воспринимаемых чувствами предметах. Если же чувства не могут воспринять того, что вне нас, то не может их воспринять и мышление, так что и из этого рассуждения, по-видимому, должно вытекать воздержание от суждения об окружающем.
[О четвертом тропе]
Одпако, чтобы объять своим рассуждением какое-то отдельное чувство или чтобы, даже отвлекшись от чувств, иметь возможность достичь воздержания от суждения, обратимся к четвертому его тропу. Это так называемый троп об обстоятельствах, причем под обстоятельствами мы разумеем распределение состояний. Проявление этого тропа мы усматриваем в вопросе о естественном и противоестественном, бодрствовании и сне в зависимости от возраста, от движения или покоя, от ненависти пли любви, от недоедания или сытости, от опьянения или трезвости, от предшествующих состояний, от смелости или боязни, от огорчения или радости. Например, в состоянии естественном и неестественном предметы воспринимаются неодинаково: безумным и одержимым кажется, что они слышат богов, а нам нет. Равным образом они часто говорят, что воспринимают запах от смолы гуттаперчевого дерева и розмарина или чего-то подобного и так далее, в то время как мы этого не ощущаем. И одна и та же вода, если полить ее на воспаленные тела, кажется кипятком, а для нас теплой. И одно и то же платье кажется лимонно-желтым тем, у кого глаза налиты кровью, а мне нет. И один и тот же мед мне кажется сладким, а страдающим желтухой горьким.
227
Если же кто-нибудь скажет, что примесь некоторых соков вызывает необычные представления от подлежащих предметов у людей, находящихся в противоестественном состоянии, то мы ответим: ведь и здоровые люди имеют перемешанные соки; поэтому возможно, что эти соки могут сделать так, что внешние предметы, будучи такими по природе, какими они кажутся людям, находящимся, как говорят, в так называемом неестественном состоянии, все-таки кажутся иными здоровым людям. Придавать же одним из соков силу изменять внешние предметы, а другим — нет будет ложно. Точно так же здоровые люди находятся в соответствии с природой здоровых людей и в противоречии с природой больных, а больные — в противоречии с природой здоровых и в согласии с природой больных, так что и им надо доверять как находящимся в известном отношении в каком-то естественном состоянии. В зависимости, далее, от сна и бодрствования рождаются различные представления, так что мы не получаем наяву тех же представлений, какие получаем во сне, и равным образом не получаем во сне тех представлений, какие имеем наяву. Поэтому бытие и небытие в этом случае возникает не просто, а в соотношении к чему-нибудь, именно ко сну или бодрствованию. Естественно, следовательно, что мы видим во сне нечто небывалое наяву, но оно не совсем небывалое: оно существует во сне точно так же, как существует явь, даже если бы ее не было во сне. Что касается соотношений с возрастом, то один и тот же воздух кажется старикам холодным, а цветущему возрасту — мягким, и одна и та же краска кажется глубоким старцам темной, а молодым — достаточно яркой, и так же один и тот же звук кажется иным глухим, а другим — отчетливым. И в зависимости от выбора и избегания люди тоже испытывают разные побуждения, смотря по различию в возрасте. Детям, например, мячи и обручи кажутся серьезным делом, взрослые выбирают иное, и другое — старики. Из этого вытекает, что в зависимости от различного возраста проистекают и различные представления о предметах. И в зависимости от движения и покоя предметы кажутся неодинаковыми: именно, то, что,
228
стоя на месте, видим мы неподвижным, кажется движущимся, когда мы проплываем мимо. То же самое замечается и в зависимости от любви и ненависти: некоторые чувствуют чрезмерное отвращение к свиному мясу, другие его считают особенно приятным. Отсюда и Менандр говорит:
«Каким он кажется на взгляд? С каких пор он сделался таким? Какое чудовище. Не совершая никакой несправедливости, мы и сами делаемся прекрасными» [28].
А многие, влюбившись в уродов, считают их великими красавцами. Далее, в зависимости от голода и сытости одна и та же пища кажется особенно вкусной голодным и плохой сытым. В зависимости же от опьянения и трезвости то, что нам, трезвым, кажется позорным, опьянев, мы будем считать отнюдь не позорным. В зависимости от предшествующих состояний одно и то же вино кажется кислым тем, кто поел перед этим фиников или фиг, и сладким — поевшим ранее орехов или гороха, а предбанник согревает входящих с улицы, но холодит выходящих, если бы они в нем промедлили. В зависимости же от смелости и боязни одно и то же дело кажется опасным и страшным трусу и нисколько не ужасает более храброго. В зависимости же от радости и печали одни и те же вещи кажутся неприятными огорченным и приятными радующимся. Итак, если существует такая неразбериха в зависимости от состояний и в разное время люди при этих состояниях делаются различными, то, может быть, легко было бы сказать, каким кажется каждый из предметов каждому человеку, но не так-то легко сказать, каков он есть, потому что рассудить эту неразбериху невозможно. Каждый, судящий по этому вопросу, либо сам находится в одном из вышеупомянутых состояний, либо вообще ни в каком. Но сказать, что он не находится вообще ни в каком состоянии, что он, например, не здоров и не болен, не находится ни в движении, ни в покое, не имеет никакого возраста и свободен от всех других состояний, совершенно бессмысленно. Если же он судит о представлениях, находясь в каком-либо состоянии, то он сам будет частью этой разноголосицы и, кроме того, не безупречным судьей по вопросу о вне лежащих предметах, потому что он смущен теми состояниями, в которых находится. Поэтому ни бодрствующий не может сравнить
229
представления спящих с представлениями бодрствующих, ни здоровый представления больных с представлениями здоровых. Мы ведь более доверяем наличным вещам и действующим на нас в данную минуту, чем отсутствующим. Но и другим способом неразрешима неразбериха в таких представлениях, а именно: предпочитающий одно представление другому или одно обстоятельство другому либо делает это без суждения и доказательства, либо рассуждая и доказывая. Но ни без них (т.е. суждений и доказательств), так как тогда ему не будут доверять, ни с ними [он не может этого делать]. Ибо если он будет судить о представлениях, то во всяком случае будет судить при помощи критерия. Этот критерий он признает либо правильным, либо ложным. Если ложным, то он не будет внушать доверия. Если же он станет утверждать его правильность, то либо без доказательства, что этот критерий правилен, либо с доказательством. И если без доказательства, то он не будет внушать доверия, если же с доказательством, то непременно будет необходимо, чтобы и доказательство было правильным, так как [иначе] он не будет внушать доверия. Но признает ли он правильным доказательство, направленное к достоверности критерия, обсудив его или не обсудив? Если [он сделает это], не обсудив его, то он не будет внушать доверия, если же обсудив, то он скажет, очевидно, что судил его критерием, а для этого критерия мы будем спрашивать доказательство и для него — [в свою очередь] критерий. Дело в том, что и доказательство всегда нуждается в критерии, чтобы быть твердым, и критерий — в доказательстве, чтобы казаться правильным, и не может быть правильного доказательства, если ему не предшествует правильный критерий, равно как и правильного критерия не может быть без того, чтобы заранее быть уверенным в том, что он снабжен доказательством. Таким образом, и доказательство, и критерий попадают в заколдованный круг тропа взаимодоказуемости, в котором и то и другое оказывается недостоверным, ибо каждое, ожидая подтверждения через другое, становится недостоверным подобно другому. Итак, если ни без доказательства и критерия, ни с ними никто не может предпочитать одно представление другому, то разноречивые представления, возникающие в зависимости от разных состояний, нельзя рассудить, так что, насколько можно заключить из итого тропа, также вытекает воздержание от суждения о природе внележащих вещей.
Источник