Дорогая мы квиты больше друг к другу мы точно оспа привиты

Иосиф Бродский «Строфы (Наподобье стакана…)»

Наподобье стакана,

оставившего печать

на скатерти океана,

которого не перекричать,

светило ушло в другое

полушарие, где

оставляют в покое

только рыбу в воде.

II

Вечером, дорогая,

здесь тепло. Тишина

молчанием попугая

буквально завершена.

Луна в кусты чистотела

льёт своё молоко:

неприкосновенность тела,

зашедшая далеко.

III

Дорогая, что толку

пререкаться, вникать

в случившееся. Иголку

больше не отыскать

в человеческом сене.

Впору вскочить, разя

тень; либо — вместе со всеми

передвигать ферзя.

IV

Всё, что мы звали личным,

что копили, греша,

время, считая лишним,

как прибой с голыша,

стачивает — то лаской,

то посредством резца —

чтобы кончить цикладской

вещью без черт лица.

V

Ах, чем меньше поверхность,

тем надежда скромней

на безупречную верность

по отношению к ней.

Может, вообще пропажа

тела из виду есть

со стороны пейзажа

дальнозоркости месть.

VI

Только пространство корысть

в тычущем вдаль персте

может найти. И скорость

света есть в пустоте.

Так и портится зренье:

чем ты дальше проник.

Больше, чем от старенья

или чтения книг.

VII

Так же действует плотность

тьмы. Ибо в смысле тьмы

у вертикали плоскость

сильно берёт взаймы.

Человек — только автор

сжатого кулака,

как сказал авиатор,

уходя в облака.

VIII

Чем безнадёжней, тем как-то

проще. Уже не ждёшь

занавеса, антракта,

как пылкая молодежь.

Свет на сцене, в кулисах

меркнет. Выходишь прочь

в рукоплесканье листьев,

в американскую ночь.

IX

Жизнь есть товар на вынос:

торса, пениса, лба.

И географии примесь

к времени есть судьба.

Нехотя, из-под палки

признаёшь эту власть,

подчиняешься Парке,

обожающей прясть.

X

Жухлая незабудка

мозга кривит мой рот.

Как тридцать третья буква,

я пячусь всю жизнь вперёд.

Знаешь, все, кто далече,

по ком голосит тоска —

жертвы законов речи,

запятых языка.

XI

Дорогая, несчастных

нет! нет мёртвых, живых.

Всё — только пир согласных

на их ножках кривых.

Видно, сильно превысил

свою роль свинопас,

чей нетронутый бисер

переживёт всех нас.

XII

Право, чем гуще россыпь

чёрного на листе,

тем безразличней особь

к прошлому, к пустоте

в будущем. Их соседство,

мало проча добра,

лишь ускоряет бегство

по бумаге пера.

XIII

Ты не услышишь ответа,

если спросишь «куда»,

ибо стороны света

сводятся к царству льда.

У языка есть полюс,

Север, где снег сквозит

сквозь Эльзевир; где голос

флага не водрузит.

XIV

Бедность сих строк — от жажды

что-то спрятать, сберечь;

обернуться. Но дважды

в ту же постель не лечь.

Даже если прислуга

там не сменит бельё.

Здесь не Сатурн, и с круга

не соскочить в неё.

XV

С той дурной карусели,

что воспел Гесиод,

сходят не там, где сели,

но где ночь застаёт.

Сколько глаза ни колешь

тьмой — расчётом благим,

повторимо всего лишь

слово: словом другим.

XVI

Так барашка на вертел

нижут, разводят жар.

Я, как мог, обессмертил

то, что не удержал.

Ты, как могла, простила

всё, что я натворил.

В общем, песня сатира

вторит шелесту крыл.

XVII

Дорогая, мы квиты.

Больше: друг к другу мы

точно оспа привиты

среди общей чумы:

лишь объекту злоречья

вместе с шансом в пятно

уменьшаться, предплечье

в утешенье дано.

XVIII

Ах, за щедрость пророчеств —

дней грядущих шантаж —

как за бич наших отчеств,

память, много не дашь.

Им присуща, как аист

свёртку, приторность кривд.

Но мы живы, покамест

есть прощенье и шрифт.

XIX

Эти вещи сольются

в своё время в глазу

у воззрившихся с блюдца

на пестроту внизу.

Полагаю и вправду

хорошо, что мы врозь —

чтобы взгляд астронавту

напрягать не пришлось.

XX

Вынь, дружок, из кивота

лик Пречистой Жены.

Вставь семейное фото —

вид планеты с луны.

Снять нас вместе мордатый

не сподобился друг,

проморгал соглядатай;

в общем, всем недосуг.

XXI

Неуместней, чем ящер

в филармонии, вид

нас вдвоём в настоящем.

Тем верней удивит

обитателей завтра

разведённая смесь

сильных чувств динозавра

и кириллицы смесь.

XXII

Всё кончается скукой,

а не горечью. Но

это новой наукой

плохо освещено.

Знавший истину стоик —

стоик только на треть.

Пыль садится на столик,

и её не стереть.

XXIII

Эти строчки по сути

болтовня старика.

В нашем возрасте судьи

удлиняют срока.

Иванову. Петрову.

Своей хрупкой кости.

Но свободному слову

не с кем счёты свести.

XXIV

Так мы лампочку тушим,

чтоб сшибить табурет.

Разговор о грядущем —

тот же старческий бред.

Лучше всё, дорогая,

доводить до конца,

темноте помогая

мускулами лица.

XXV

Вот конец перспективы

нашей. Жаль, не длинней.

Дальше — дивные дивы

времени, лишних дней,

скачек к финишу в шорах

городов, и т. п.;

лишних слов, из которых

ни одно о тебе.

XXVI

Около океана,

летней ночью. Жара

как чужая рука на

темени. Кожура,

снятая с апельсина,

жухнет. И свой обряд,

как жрецы Элевсина,

мухи над ней творят.

XXVII

Облокотясь на локоть,

я слушаю шорох лип.

Это хуже, чем грохот

и знаменитый всхлип.

Это хуже, чем детям

сделанное бо-бо.

Потому что за этим

не следует ничего.

Источник

Дорогая, мы квиты. Больше: друг к другу мы точно оспа… | Интересный контент в группе Иосиф Бродский ПЕНЬЕ БЕЗ МУЗЫКИ

добавлена 2 марта 2017 в 00:18

Заспорят ночью мать с отцом. И фразы их с глухим концом велят, не открывая глаз, застыть к стене лицом. Рыдает мать, отец молчит. И козодой во тьме кричит. Часы над головой стучат, и в голове — стучит… Их разговор бросает в дрожь не оттого, что слышишь ложь, а потому, что — их дитя — ты сам на них похож: молчишь, как он (вздохнуть нельзя), как у нее, ползет слеза. «Разбудишь сына». — «Нет, он спит». Лежит, раскрыв глаза! И слушать грех, и грех прервать. Не громче, чем скрипит кровать, в ночн

Вспоминаю их не от тоски, но оттого, что именно тут моя мать провела четверть жизни. Семейные люди редко едят не дома; в России — почти никогда. Я не помню ни ее, ни отца за столиком в ресторане или даже в кафетерии. Она была лучшим поваром, которого я когда-либо знал, за исключением, пожалуй, Честера Каллмана, однако у того в распоряжении было больше ингредиентов. Очень часто вспоминаю ее на кухне в переднике — лицо раскраснелось и очки слегка запотели — отгоняющей меня от плиты, когда я пыт

добавлена 24 мая 2017 в 19:07

Ибо я благодарен матери и отцу не только за то, что они дали мне жизнь, но также и за то, что им не удалось воспитать свое дитя рабом. Иосиф Бродский «Полторы комнаты»

По безнадежности все попытки воскресить прошлое похожи на старания постичь смысл жизни. Чувствуешь себя, как младенец, пытающийся схватить баскетбольный мяч: он выскальзывает из рук. Я немногое помню из своей жизни, и то, что помню,- не слишком существенно. Значение большинства мыслей, некогда приходивших мне в голову, ограничивается тем временем, когда они возникли. Если же нет, то их, без сомнения, гораздо удачнее выразил кто-то еще. Биография писателя — в покрое его языка. Помню, например, ч

добавлена 28 января 2017 в 03:01

И восходит в свой номер на борт по трапу постоялец, несущий в кармане граппу, совершенно никто, человек в плаще…

Сан Микеле, венецианское кладбище — это отдельный маленький остров между внешней оконечностью города — Фондамента Нуова и Мурано, центром венецианского народного промысла по выдуванию стекла. Кладбищенский остров носит имя Святого Михаила и со стороны моря выглядит как крепость. В водах лагуны напротив острова установлена бронзовая «Ладья Данте» скульптора Георгия Франгуляна. Лодка установлена на понтонах, и качается на волнах бесконечного плавания, начатого еще в 2007 году. Тёмные и будто слив #IosiphBrodsky

добавлена 4 сентября 2016 в 03:17

Я оглядел пустой чемодан. На дне — Карл Маркс. На крышке — Бродский. А между ними -пропащая, бесценная, единственная жизнь. Сергей Довлатов

Писатели, особенно замечательные, в конце концов не умирают; они забываются, выходят из моды, переиздаются. Постольку, поскольку книга существует, писатель для читателя всегда присутствует. В момент чтения читатель становится тем, что он читает, и ему, в принципе безразлично, где находится автор, каковы его обстоятельства. Ему приятно узнать, разумеется, что автор является его современником, но его не особенно огорчит, если это не так. Писателей, даже замечательных, на душу населения приходится

добавлена 1 августа 2016 в 01:18

И разница между зеркалом, в которое вы глядитесь, и теми, кто вас не помнит, тоже невелика…

Август Маленькие города, где вам не скажут правду. Да и зачем вам она, ведь все равно — вчера. Вязы шуршат за окном, поддакивая ландшафту, известному только поезду. Где-то гудит пчела. Сделав себе карьеру из перепутья, витязь сам теперь светофор; плюс, впереди — река. И разница между зеркалом, в которое вы глядитесь, и теми, кто вас не помнит, тоже невелика. Запертые в жару, ставни увиты сплетнею или просто плющом, чтоб не попасть впросак. Загорелый подросток, выбежавший в переднюю, у вас отб #ИосифБродский #стихи

Свиданий наших каждое мгновенье Мы праздновали, как Богоявленье, Одни на целом свете. Ты была Смелей и легче птичьего крыла, По лестнице, как головокруженье, Через ступень сбегала и вела Сквозь влажную сирень в свои владенья С той стороны зеркального стекла. Когда настала ночь, была мне милость Дарована, алтарные врата Отворены, и в темноте светилась И медленно клонилась нагота, И, просыпаясь: «Будь благословенна!» — Я говорил и знал, что дерзновенно Мое благословенье: ты спала, И

Мерцая желтым язычком, Свеча все больше оплывает. Вот так и мы с тобой живем Душа горит и тело тает.

Я так давно родился, Что слышу иногда, Как надо мной проходит Студеная вода. А я лежу на дне речном, И если песню петь — С травы начнем, песку зачерпнем И губ не разомкнем. Я так давно родился, Что говорить не могу, И город мне приснился На каменном берегу. А я лежу на дне речном И вижу из воды Далекий свет, высокий дом, Зеленый луч звезды. Я так давно родился, Что если ты придешь И руку положишь мне на глаза, То это будет ложь, А я тебя удержать не могу, И если ты уйдешь И я за тобой не пойду

добавлена 24 июня в 11:28

Целых лет двадцать человек занимается каким-нибудь делом, например, читает римское право, а на двадцать первом — вдруг оказывается, что римское право ни при чем, что он даже не понимает его и не любит, а на самом деле он тонкий садовод и горит любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального строя, при котором люди сплошь и рядом попадают на свое место только к концу жизни.

добавлена 24 июня в 10:45

Ты не скажешь комару: ‘Скоро я, как ты, умру’. С точки зренья комара, человек не умира. Вот откуда речь и прыть — от уменья жизни скрыть свой конец от тех, кто в ней насекомого сильней, в скучный звук, в жужжанье, суть какового — просто жуть, а не жажда юшки из мышц без опухоли и с, либо — глубже, в рудный пласт, что к молчанию горазд: всяк, кто сверху языком внятно мелет — насеком.

добавлена 23 июня в 22:51

Амедео Модильяни «Портрет Анны Ахматовой» Страницу и огонь, зерно и жернова, секиры острие и усеченный волос — Бог сохраняет все; особенно — слова прощенья и любви, как собственный свой голос. В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст, и заступ в них стучит; ровны и глуховаты, затем что жизнь — одна, они из смертных уст звучат отчетливей, чем из надмирной ваты. Великая душа, поклон через моря за то, что их нашла, — тебе и части тленной, что спит в родной земле, тебе благодаря

добавлена 23 июня в 21:45

Ах, наверное, Анна Андревна, Вы вовсе не правы. Не из сора родятся стихи, А из горькой отравы, А из горькой и жгучей, Которая корчит и травит. И погубит. И только травинку Для строчки оставит.

Давид Самойлов Мне ни к чему одические рати И прелесть элегических затей. По мне, в стихах все быть должно некстати , Не так, как у людей. Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда, Как желтый одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда. Сердитый окрик, дегтя запах свежий, Таинственная плесень на стене… И стих уже звучит, задорен, нежен, На радость вам и мне. Анна Ахматова #Irreversibility

добавлена 23 июня в 20:55

Я знаю женщину: молчанье, Усталость горькая от слов, Живет в таинственном мерцанье Ее расширенных зрачков. Ее душа открыта жадно Лишь медной музыке стиха, Пред жизнью, дольней и отрадной Высокомерна и глуха. Неслышный и неторопливый, Так странно плавен шаг ее, Назвать нельзя ее красивой, Но в ней все счастие мое. Когда я жажду своеволий И смел и горд — я к ней иду Учиться мудрой сладкой боли В ее истоме и бреду. Она светла в часы томлений И держит молнии в руке, И четки сны ее, как тени На р

Николай Гумилев Неслышный и неторопливый, Так странно плавен шаг ее, Назвать нельзя ее красивой, Но в ней все счастие мое. #Irreversibility

добавлена 23 июня в 13:31

Нет ничего более полезного для нервов, чем побывать там, где никогда не был.

добавлена 23 июня в 10:30

Узкий, нерусский стан — Над фолиантами. Шаль из турецких стран Пала, как мантия. Вас передашь одной Ломаной чёрной линией. Холод — в весельи, зной — В Вашем унынии. Вся Ваша жизнь — озноб, И завершится — чем она? Облачный — тёмен — лоб Юного демона. Каждого из земных Вам заиграть — безделица! И безоружный стих В сердце нам целится. В утренний сонный час, — Кажется, четверть пятого, — Я полюбила Вас, Анна Ахматова

Марина Цветаева В утренний сонный час, — Кажется, четверть пятого, — Я полюбила Вас, Анна Ахматова. #Irreversibility

Источник

Строфы (1978 — Бродский)

Источник